Настал 1946 год. Голод потряс всю разрушенную, разбитую страну. Хлебные карточки не возможно было отоварить. Занимали очередь, стояли сутками. Голодные, раздетые люди в надежде получить кусок чёрного, как уголь кислого хлеба, хоть, как то утолить голод. Моей сестре исполнилось 16 лет, она устроилась учеником  в пошивочную мастерскую. Рядом с ней находился хлебный магазин,  где отоваривали карточки.  Мать отпросилась с работы,  и мы отправились с ней ранним утром в тот хлебный ларёк, в надежде получить хлеб на карточки. Долго мы шли степью. И нигде ни холмика, равнина , словно ладонь стелилась перед нами. Нашими спутниками были столбы, да провода, которые гудели и стонали от ветра. Казалось, что этой равнине нет конца и края. Сколько бы ты не шёл, но горизонт оставался не досягаемым. На том же расстоянии, что и вначале. Это действовало угнетающее.  От голода разговор не клеился. Мы шли,  молча отрешённые от мира. На полпути,  мать вдруг спросила:  А что, наверно расскажу тебе сказку. Это было впервые за мою жизнь,  я не верила своим ушам,  боялась спугнуть своим дыханием услышанное. В горле что-то перехватило от радости, Я едва смогла прошептать: расскажи. И вот она поведала одну единственную сказку за всю мою жизнь.

Это было настоящее ни с чем несравнимое счастье,  Мне кажется, что я в то время не шла, а парила над земле,   так оно меня переполняло.  Может быть,  она была хорошей рассказчиком, что я ловила каждое её слово,  и ничто не могло помешать этому в тот момент. Она начала рассказывать:  Жили,  были муж и жена у них не было детей. Они очень горевали по этому поводу. Но жить, как-то надо.  И вот однажды осенью женщина резала капусту и нечаянно ножом отрубила себе мизинец. Забинтовала себе руку, а мизинчик жаль было выбрасывать, завернув его в тряпочку,  она спрятала  в сундук. Однажды, проходя мимо сундука,  она услыхала детский голос: Откройте  сундук. Мне надоело тут сидеть.   Женщина подумала,  что это её почудилось, но к сундуку подошла и открыла его. Оттуда выпрыгнул маленький мальчик с пальчик. Хотя он был маленький, но удаленький. Он сказал: Я ваш сын и не позволю вам бедствовать. Я буду,  о вас заботится, и любить и ни в чём не будете знать нужды. Она взяла его на руки и побежала к мужу поделиться  радостью, что у них тоже есть ребёнок, да ещё какой. Муж в то время пахал поле.  Ид, отец, домой, отдыхай, а то ты устал. Я сам спашу, - сказал сын.

- Да ты же совсем маленький, как ты сможешь погонять вола.

- А я волу залезу в ухо,  и буду говорить ему, что делать. А ты под вечер, как отдохнёшь от работы сходи к пану, что живёт в селе. Скажи, что у тебя необыкновенный вол, который сам пашет. Он станет умолять тебя, чтоб ты его ему продал. Ты продай, но не продешевить. Будут деньги, купим ещё вола и построим хороший дом на остальные деньги. Вечером мужик отправился к пану и стал ему рассказывать, какого он чудного вола купил, который сам пашет.  Богатый захотел посмотреть и пошёл вместе с мужиком на поле. Действительно вол пахал сам. В него разгорелись глаза от жадности. Он захотел, во,  что бы ни стало купить этого вола. Стал упрашивать мужика продать его. Наконец сошлись на цене. Привёл его на свое поле, что бы вол пахал его. Мальчик с пальчик находился в ухе,   и вол вспахал поле пана. Пан от радости остался доволен. Накормил, напоил его вечером, что бы на следующий день вновь заставить его работать. Мальчик с пальчик выпрыгнул из уха и вернулся домой к своим родителям. А пан,  сколько не пытался вола работать,  это у него не получилось. Он повёл его назад к мужику, пришёл к нему и говорит:

- Ты меня обманул.

- Как я тебя обманул, вчера он пахал, сам видел.

- Пахал.

- Может быть,  он заболел или затосковал, а я тут причём или  ты его отравил. Моей вины здесь нет. Я тебе продал здорового вола, а ты привёл больного. Богатому нечего  делать и он ушёл не солоно хлебавши.

       Мальчик с пальчик стал подрастать и превратился в красивого,  статного, молодого человека. Жили они в достатке. Отец и мать не могли нарадоваться на своего сыночка.  Как-то раз сын говорит отцу с матерью:

- Я тут присмотрел хорошую девицу, красавицу,  хочу, на ней женится. Она дочь того богатого пана, кому мы продали вола.

- Да, как же ты об этом подумал, ведь он не отдаст свою дочь за тебя.

- А мы уже всё решили. Она любит меня, а я её. Мы любим друг друга. Пан был против отдавать свою единственную дочь за какого-то бедного не хотел. Но дочь, на  вперекор ему, сбежала ночью с любимым.  Утром пан, не найдя дочери, догадался к кому она сбежала. Поехал к мужику, что бы забрать дочь назад. Но увидел, что мужик уже не беден, у него добротные строения, в сараях скот, в конюшнях лошади. Вышла дочь со своим суженным, пара просто глаз не отведёшь. Сердце пана дрогнуло и он поменял мнение.

- Я пришёл вас благословить, дети мои, - сказал он. Сыграли свадьбу, был пир на весь мир. Молодой человек заботился о своих родителей престарелых, а также  о родителях жены, все были  счастливы. Когда родители померли, он с почестями проводил их в другой мир.  Жили молодые в дружбе, в согласии и любви.  Может быть до сих пор живут.

       Эту сказку я запомнила на всю жизнь. Таких прекрасных чувств от этой сказки я больше не испытывала в жизни.  Эти первые чувства, ничем не омрачённые, чистые, как журчащий родник. Воспоминания о них вдохновляли меня и помогали бороться с трудностями.  Наконец мы дошли до ларька. Хлеба было много, очередь не большая. Видно ещё не все знали об этом новом ларьке. Матери дали на карточки целую буханку чёрного, как уголь хлеба. По пути домой на деньги она купила кураги. Назад мы шли опять молча. Есть, я не просила, даже не возникала мысль об этом. Голод, как-то притупился и особенно мне не досаждал. Да и  уверенности никакой, что мать сжалится и даст кусочек хлеба, поэтому я не просила. Суровое воспитание давало о себе знать. Но вдруг на полпути мать неожиданно присела у дороги. Развернула хлеб, замотанный в полотенце и курагу. Отломила от хлеба кусок мне, а также себе, остальное  завернула в полотенце. Отломанный кусок стала поедать с курагой. Всё это происходило без слов, в полном молчании. Так как кураги она мне не предложила, взять ею я не посмела. Ела один хлеб. Он был кислый, как уксус. Во время жевания кислота проникала в уши и в них возникали неприятные ощущения. Мне хотелось быстрее проглотить эту чёрную массу. Удовольствия никакого  не было. Я ела для того, что бы ни умереть с голоду, как лекарство от смерти. Больше эту буханку не видела. То, что мне полагалось мне было выдано,  и я его съела. Мать ушла на работу,  и мы очень редко встречались с ней. Приходилось,  заботится о себе самой.