Глава 10

      Азу выписали из больницы. Она вернулась домой исхудавшая, совсем слабая, но,  не смотря,  ни на что детский организм брал своё. Через несколько месяцев Аза окрепла и намного подросла. Александра стала ходить самостоятельно. Когда все уходили по своим делам, её выводили на улицу и закрывали двери на замок.

Она бродила по селу, уходила далеко в степь, выжженную летом до основания. Почва не выдерживала жары, трескалась, зияя огромными расщелинами.. Малейшая неосторожность могла для Александры кончиться  плачевно. Но у неё был ангел хранитель,  оберегая её от несчастного случая. Она подходила близко к провалу, усаживалась на корточки и долго смотрела в её тёмную глубину. Побродив по степи,  ребёнок отправлялся уже по намеченному маршруту.  Путь её лежал к источнику воды. Расположившись на крутом склоне, смотрела сверху вниз на воду, где резвились мальки рыб и отражались лучи Солнца в воде,  клубились золотой пряжей.. Затем она засыпала и только,  когда Солнце  клонилось к закату, просыпалась и шла домой в надежде, что, кто-то будет дома. Но лачуга, как всегда была закрыта на замок. Её обычно ждал во дворе соседский мальчик с  самодельной коляской, которую он смастерил сам. Ему было лет десять. Он,  молча, ждал пока ребёнок  сядет в возок и трогался в путь. Объезжая село вокруг, да около. Коляска скрипела, издавала грохот.  Из неё  кузова выглядывала белая  голова  Александры. Молча, он привозил её  до лачуги и ждал, пока она самостоятельно выберется из возка. Всё это происходило без единого звука. По всей вероятности Александра ещё не  могла  говорить. Ей шёл второй год. В это время приходила и Нина с работы. Ясли не всегда были открытые, так, как нечем было кормить детей. Да и были другие  основательные причины, то дети болели дизентерией и детскими  болезнями, так как были ослаблены от недоедания. Они умирали по дорогам,  в теплушках товарных поездов. Их хоронили,  где попадётся, выкопав небольшую ямку, прикрыв землёй. Сколько таких могил раскидано  по Земле, не сосчитать их. Смерть детей никто не регистрировал и не интересовался ими. Был или не был, какая разница.  Когда закончилась победоносная Великая Отечественная  война, Земля залечила раны, но детей войны осталось всего меньше половины родившихся. Спустя  двадцать лет, призыв в армию был не большой. Беда одна не приходит. Однажды, вернувшись,  домой с работы, Нина почувствовала недомогание,  болела голова, поднялась высокая температура, она стала бредить. Вызвали фельдшера, он констатировал тиф. Её увезли в барак для тифозных,  вместе с ней забрали и Александру. Но  так как у неё ещё не было признаков болезни, её поместили в приёмную врача.  Положили на кушетку, так как она спала, без подушки и одеяла. Был поздний вечер. Александра проснулась глубокой ночью. Откуда-то падал свет в окно, перед ней стоял напротив шкаф. За стеклянными дверями она увидела различные бутылочки, наполненные жидкостью. Оглядевшись, поняв, что она находится не дома, по всей вероятности, чужие люди забрали её и кинули в это помещение. Плакать бесполезно, никто не прейдёт и не утешит, кроме матери, а её нет. Видно, что-то с ней случилось, - подумала Александра. Повернувшись на второй бок,  она опять уснула и спала до самого утра. После карантина ребёнка вернули домой, так как она не заболела. Старшая сестра Аза заменила ей в это время мать. Она ловила ёжиков, топила печь во дворе, варила суп, кормила младшую сестру, носила в ясли, даже пела колыбельную песню, улаживая Александру спать. А между тем Нина лежала в бараке на грани жизни и смерти. В бреду, однажды,  она увидела высокую стену до небес. В ней была маленькая дырочка. Ей захотелось, во что бы ни стало пролезть через неё и узнать, что же там за стеной.   С трудом  она, после долгих попыток, ей удалось проникнуть на другую сторону стены. В глаза ей ударил яркий свет. Душа её ликовала.  Нина забыла о своих бедах и страданиях, увидела, как навстречу ей идёт отец. Он махал руками и кричал: Немедленно возвращайся,   назад иначе будет поздно. Тебе ещё рано здесь. Но, как,  же я вернусь,  если дыра такая маленькая. Я же не смогу в неё пролезть, у меня нет сил. Об этом не переживай, я тебе помогу, - сказал отец.  Он старался изо всех сил, помогая ей,  вернутся назад. Наконец она смогла пролезть через дырку, встала на ноги и тут же очнулась. Была лёгкость, голова не болела. Нина пошла на поправку. Косы в ней отрезали, голову побрили. Она была бледная и худая, как снятая с креста. Вскоре вернулась домой. Председатель совхоза сочувственно оглядел её с ног до головы, когда она вышла на работу. Но, что,  же мне с тобой делать, - сказал он, -пойдёшь на лёгкий труд., сторожем в сад, там, к стати, окрепнешь поев яблок. С собой она забирала на работу Александру, так, что ребёнок был под присмотром.  Однажды через сад летел низко  над землей игрушечный самолёт.  Такие подарки детям в тыл посылали немецкие фашисты. Малейшее прикосновение вызывало взрыв. Детям отрывало руки, ноги, а то и вообще убивало. Не смей трогать, - приказала мать Александре. Самолёт пролетел мимо и скрылся в дебрях сада. Опять смерть посмотрела ей в глаза. Приходили в сад школьники вместе с учительницей, помогали убирать урожай. Александра присматривалась к ним, ей тоже хотелось участвовать в сборе урожая. Но её не брали. Тебе надо подрасти немного, а потом будешь помогать, - говорили они смеясь. Чем же я хуже их, думала она, - я тоже могу рвать яблоки и складывать в кошёлку. Ей  было обидно было до слёз. Успокоившись,  она долго смотрела вдаль, думая, что же там за горизонтом. Почти ночью   Нина с дочерью возвращались из сада. Аза уже топила печь, варила суп из риса, полученного на паёк. Этим утоляли голод. Она по прежнему ловила ёжиков после занятий в школе, так, что голод нам не грозил. Мясо Александре не доставалось, наливали  суп в большую чашку, хлебали ложками. Он таял на глазах. Александра успевала зачерпнуть ложку, две. Мама обычно говорила Азе: Оставь немного Шурочке, она так медленно ест. Я доедала суп, меня раздев, умыв, укладывали спать. Голода я не ощущала, к пище была безразлична. Ела потому, что давали, а значить надо было есть. Так и осталась я равнодушной к ней на всю жизнь. Ела мизер, для того,  что бы  жить Видно с детства организм привык довольствоваться малым.  Для меня было главным,   накормить детей и мужа, что бы они ни в чём не нуждались, а сама, как пройдётся. Сама себе шила наряды, стриглась перед зеркалом, парикмахерские не посещала. Одно единственное, что я себе позволяла, не жалела денег на хорошую обувь. Иногда покупала шикарные кофточки у спекулянтов. Сама делала себе маникюр, украшала  пальцы перстнями и кольцами. С возрастом все эти желания красоваться пропали, растаяли, как белый дым. Я поняла, что не в этом счастье, есть, что-то есть  поважней в жизни, оно ускользает от нас. Наряды, внешняя краса играет не столь значительную роль в судьбе человека. Не родись красивой, а родись счастливой. С красоты воду не пить. Да и многие женщины видят в красавице соперницу, которую надо во, что бы ни стало унизить, облить грязью, что бы ни повадно было. . Да и мужчинам, как все  сговорившись, считает каждый, что он встретил самую, самую, ту которую искал. Но получив отказ у красавицы,  он таит обиду и иногда мстит, выставляя себя перед друзьями этаким Дон Жуаном, которому всё позволительно и доступно, было бы его желание. Он развлёкся с ней и хватит, а слухи ползут, наслаиваясь на невинной жертве, огромным слоем жирной сажи. Тут уже её ничем не смыть, как не старайся. Дурнушка выигрывает, красавица проигрывает. Хочешь быть счастливой, будь ей. Это чушь. Сколько не думай о счастье, если его нет,  и быть не может Одни мечты которые уходят со временем без следа и ты остаёшься, как у разбитого корыта. Да и красота не вечная. Красивый цветок быстро вянет. У всех людей судьбы разные. Есть люди судьбоносные, от них ничего не зависит, они выполняют миссию высших сил. Есть люди у которых судьба зависит от них самих или от случая, как повернёт,  так и будет. Есть судьбы роковые, на роду лежит какое-то проклятие до седьмого поколения в ответе за грехи предков несут  ответственность потомки. Некоторых людей защищают небесные силы, если они нужны им, а если нет, то всё решает человек, как получится. Судьбу не изменить, как не старайся, Можно изменить, что-то незначительно. Случай может тебе помочь. Но всё равно судьба догонит тебя, где бы,  ты не был,  и предъявит свои счёты, так, что не пытайся,  отвертится от неё. Этим ты нанесёшь  себе непоправимый вред. Лучше быть терпимым, довольствуясь малым и не трепать себе нервы. Всему свой срок, чему быть, того  не миновать.

    Наступила весна 1945 года. В Казахстане недалеко  от Кызылорды , Солнца было много, казалось, что воздух окрашен в жёлтый цвет, где-то он бесцветный, невидимый, а здесь  имеет цвет и видимость весной. Ласковое Солнце пригревало Землю. Сады фруктовых деревьев буйно цвели, источая аромат, вселяя в души надежду на будущее. Девятого мая дождались, наконец, желанной Победы. Слёзы радости потоками  лились из глаз женщин. Все обнимали друг друга, счастья не было предела. Я оставалась безразличной,  радости не ощущала. Суровая жизнь отложила на меня отпечаток грусти. Я наблюдала со стороны за  людьми, как они радовались, сама оставаясь  безучастная. Мало говорила, много созерцала. Редко на моём лице можно было увидеть детскую улыбку. Я не по годам была серьёзна  и вдумчива. У меня возникало в голове тысячу вопросов на которые я не находила ответа. А в семье у нас почти все молчали. Со мной вообще никто не собирался разговаривать. Я была, как бы сама по себе. Однажды сосед за руку привёл меня  домой. В углу у порога находилась на подставке разукрашенные самодельные игрушки. Куры, которых надо  было дёргать за верёвочку и они начинали клевать зёрна. Я затаила дыхание, глядя на это чудо. Мне казалось, что если хозяин заметит, что я дышу,  он меня прогонит. Долго терпела, но потом с силой выдохнула весь воздух из лёгких. Хозяин улыбнулся и сказал: Что, нравится. Мои игрушки на базаре берут нарасхват. Он вывел меня на улицу, просить о чём-то взрослых людей я не могла, меня судьба не научила этому. Гордость с детства поселилась в моей душе, став злейшим моим врагом, не давая никаких шансов на снисхождение. Я шла по жизни там, где мало, кто отважится ходить. Оставаясь больше в тени, что бы не возникать перед глазами, там,  где меня  не  ждут.. Где тебя не поймут и могут осудить, а то ещё облить грязью. Помнила всегда, что молчание золото. Однажды, вскоре после дня Победы я поняла, молча, что мать собирается в дорогу дальнюю. Всё было упаковано подушки, перина и другие вещи. Мать рассчиталась с работы, получила расчётные деньги, сели на попутную машину втроём и распрощались навсегда с совхозом под Кызылордой. Ехали не долго. Водитель машины помог выгрузить узлы и чемодан. Мать села  на площади перед вокзалом в Кызылорде у стены здания. Достала деньги, почему-то в одних рублях и стала их считать. Аза отозвала меня в строну и шепнула на ухо: Пойди, укради у матери рубль. Мы купим мороженное. Генетическая память мне подсказала, что это такое, хотя я с рождения никогда не видела и не ела его. Я бы не прочь попробовать мороженное, я знаю, что это такое, - сказала Азе. . Ха, ха, откуда ты знаешь? – возразила Аза, - но пойдёшь ты или нет? - сделай, то, что я тебя прошу. Нет, - сказала я, - воровать нельзя, за это бьют. Тебе ничего не будет, ведь ты ещё маленькая, ведь тебе всего четыре года, но не хочешь и не надо. Я без тебя обойдусь, - сказала Аза. Александра ушла бродить по площади, рассматривая всё, что попадалось ей  на встречу. Долго смотрела на клумбу, где были посажены цветы Анютины глазки. Вскоре вдали показался трамвай, откуда-то прибежала Аза, в руках она держала мороженное. На,  лизни, - сказала она. Я кончиком языка успела притронуться к нему, как она тут же сорвалась с места и понеслась навстречу трамвая. На повороте успела пригнуть на сцепку и уехала. Трамвай скрылся из глаз. Только, когда ей исполнилось 16 лет,  мы встретились с ней. Я , ещё побродив немного ушла к матери. Она сдала все вещи в багаж, так, что мы были налегке. Вскоре пришёл, какой-то мужчина. Он принёс рыбные котлеты. Мне дали одну, есть я не хотела, долго держала её в руках, откусывая по кусочку. Содержимое котлеты было белым, как снег. Видно рыба жила в хороших, экологически чистых условиях, без тяжёлых металлов и химических примесей. Котлета была вкусная... Я стояла рядом и, как обычно молчала, вслушиваясь в разговор взрослых. Хочешь, Нина, оставляй и этого ребёнка мне, говорил он. Ну, что ты Федя, я этого не сделаю. Аза пусть остаётся, а её я беру с собой. Они посидели ещё немного. Он попрощался и ушёл. Как мы садились в вагон поезда,  я не помню, видно я уже спала. В город Ташкент  приехали днём. Остановились на вокзале. Навсегда попрощались с прошлым. Впереди нас ждала суровая действительность, может быть,  гораздо суровей, чем та, что была, да прошла.

        Глава 11.

Мама отдала старшую дочь Азу, которой было 14 лет, её отцу на воспитание. Все мои близкие переболели, кто чем, но и меня судьба не пощадила. В четыре года заболела цингой. Зубы почернели, дёсна кровоточили, мать всё время посыпала их солью. Гемофилия заявляла о себе, Постоянно беспокоили носовые кровотечения. Помимо всего заболела малярией. Кожных заболеваний было вдосталь, я на них не обращала внимания. Под глазами от голода чернели  круги. По моему мнению,  я была похожа на бездомного, шелудивого щенка, как в сказке Андерсена Гадкий утёнок.. И вот мы сидим на вокзале в Ташкенте. Едем в Москву. Там, матери кажется, что она сможет добиться пособия на ребёнка погибшего моего отца. Детям,  у которых отцы пропали без вести,  пособие не полагалось, так, как считалось, что это враги народа. Мама у меня была не робкого десятка. Все мешки сдала в камеру хранения  на вокзале в Москве, оставила ручную кладь и со мной двинулась в Наркомат обороны. Как ей удалось проникнуть в открытый кабинет, какого-то  военного чиновника, может быть самого комиссара. Она зашла и стала ждать. Вскоре он появился, причем побелел, как мел. Во первых он забыл закрыть кабинет на замок, уходя, во вторых, кто это женщина, может быть она пришла застрелить его. У страха глаза большие. Поэтому он  ей сказали ничего хорошего не предложил, никакого пособия  не пообещал. . Мы ушли ни с чем. Только лишь, когда я училась в 8 классе , зять моей двоюродной сестры, имея большой чин в МВД, походатайствовал и мне, как всем детям без отца дали мизерное пособие, но и выплатили за прошлое годы, сумма набежала не малая. Мать купила на эти деньги домик и швейную машинку. Наш путь лежал из Москвы в Керчь. Там жила мамина старшая сестра Федора с мужем и дочкой. Ютились они в одной комнате. Было тесновато. Дворик был маленький, управившись с делами,  выходили в него. Рядом жила  молодая семья . У них был  сын лет семи. Уж очень я ему понравилась. Он приходил утром и забирал меня с собой в свой двор. Там были качели и большой сад. Мы гуляли с ним по саду. Я задирала голову и смотрела, как висят яблоки, груши  сливы. Всё мне  в диковинку. В тёмном саду было прохладно. Аромат плодов действовал успокаивающее, казалось, что я попрала в рай. Он с удовольствием раскачивал меня на качелях и так до самого вечера. Затем  приводил меня домой,  и мы расставались с ним до следующего утра. Муж тёти Доры, Юра нашёл себе работу в городе Сталино, экспедитором. Ему, как-то удалось получить однокомнатную, коммунальную квартиру. И мы все переехали в неё. Часто он уезжал в командировки, не появлялся месяцами. Семья прибавилась, дочка тёти Доры вышла замуж, родила ребёнка. Но никогда в большой семье никаких ущемлений и недовольств не было и скандалов. . Всё делилось поровну , как говорится, чем богаты, тем и рады. Старший сын  тёти Доры рос в детдоме. Она его отдала туда при голодоморе, хоть бы как-то выжить. На работу мама никак не могла устроиться в городе Сталино, то работа не подходила ей, то нужна была специальность, а её у неё не было. Голод свирепствовал в городе в 1946 году. Мне уже было пять лет. Постоянно мы с мамой ездили поездом до станции Роя , а дальше шли пешком  около 25 километров в дождь, снег и в жару к сестре матери Варваре.. Она в то время жила в селе. Выйдя второй раз замуж  за дворянина, она нам помогала,  чем могла. Набивала сумки картофелем, кукурузой и  тушками кур. Мать выглядела, как ломовая лошадь. Однажды мать оставила меня в тёте Вари, что бы я не обременяла,   её  при поисках работы. Тётя Варя взяла на руки, я подняла истерику, била её по лицу руками, по животу ногами. . Она взяла меня с собой на работу, посадила в шалаш и сказала: Сиди здесь, никуда не выходи. Долго я сидела в нём, вдруг подошла, какая-то женщина и спросила: А ты знаешь какой ни - будь стишок  .Ну, а как же я их знаю много, - ответила я. Ну, расскажи, - попросила она. Я,  не задумываясь,  рассказала стих про американца, который засунул в попу палец и что-то оттуда вытащил. Она смеялась до слёз. Пришли остальные члены бригады и  я опять рассказала тот же стих, не забыла и про жену его Елену, которая сидела на горшке. Вся бригада  катались по земле от смеха. Одна я была невозмутима. Что ж тут смешного, - думала я, - чем же я их рассмешила. Они запомнили меня на всю жизнь. Часто интересовались мной у Вари даже  тогда, когда я была взрослой и замужем.   Семья была большая, продукты таяли на глазах, которые привозили из села. Вскоре дядю Юру посадили  на 25 лет за растрату. Мать решила вернуться в Среднюю Азию. Собрала пожитки,  и мы отправились с ней на Восток. Добирались в теплушках, в вагонах для скота.  Свирепствовал голод и в Средней Азии. Мама нашла квартиру и работу в городе Ангрен.  Она стала работать заведующей лаборатории  в больнице. Часто брала меня с собой. В помещении, где она работала,  стояли огромные бутыли с рыбьем  жиром.Заставляла меня  пить его. Но он вызывал у меня отвращение и рвоту. Витамины ела с удовольствием. Хозяйка нашей квартире жила с двумя детьми в одной комнате. Одно единственное, маленькое окошко в ней, через которое едва пробивался свет. Днём в комнате стоял полный  мрак. Младший ребёнок её болел рахитом, едва стоял на ногах. Старшая дочь довольно взрослая , ей исполнилось 16 лет, очень вредная. Я находилась целый день на кровати, то лежала, то сидела. По комнате ходить мне запрещала Дуся, так звали дочь хозяйки. Воды не давала, даже больной, говорила: Если зачерпнёшь воды и выпьешь, то если узнаю, убью. Я для тебя не обязана её носить, чёрти откуда. Ко всему на Дусю напали вши. Её обстригли наголо. Она целый год ходила в косынке. Еду, которую мне оставляла мать, мне не доставалась. Дуся её съедала. Посреди  комнаты стоял огромный котёл, куда хозяйка со своими детьми мочилась. Мне  не разрешалось, да и нечем было, так как воды я не пила и не ела. В комнате стоял смрад. Я просто задыхалась от него. Когда Дуси не было  в квартире я под кроватью находила галоши от валенок,  на взрослого человека. Обувала их на босу ногу и выходила на улицу, подышать свежим воздухом и зимой и летом. Обуться было не во что. Стояла часами под крышей лачуги. Часто меня подхватывала на руки, оставляя на земле галоши,  Тамара лет 25, соседка. Усаживала меня за стол в  своём доме и кормила супом, давая в руки ломоть хлеба. Я съедала большую тарелку супа. Затем относила меня на прежнее место, обувала в огромные галоши Может быть, благодаря ей,  я и выжила. Корью переболела без проблем. Мать приходила домой редко, видно там, в больнице и ночевала.  Когда моей сестре исполнилось 16 лет, она вернулась опять к нам. Наша хозяйка решила уехать на Родину. Квартиру продала соседу, узбеку.  Мать попросила его на время не выгонять из жилья и дать возможность построить рядом в глухом дворе свой дом. На, что тот согласился. Дуся со своей матерью выехали. Рахитичный ребёнок умер. Аза позвала уже знакомых парней,  и они выкинули вместе с мочой котёл. Он был тяжёлый. Его бросили на землю. Моча разбрызгалась по всему двору. Котёл покатился. Все дружно смеялись, вспоминая Дусю. Начали строить свой дом. Закипела работа , в глину добавляли опилки, месили ногами, набивали в форму и вываливали, сушили саман. Получив определённое количество стали возводить стены. Получилась двухкомнатное жильё, очень светлое с тремя окнами. Провели электричество, пол был глиняный, но хорошо утрамбованный и помазанный кизяком.  Печка  зимой топилась, угля было много, так рядом был разрез и угольная шахта. Уголь сыпали по ленте в бункер. Оттуда грузили  его в машины и развозили по назначению. Узбек, сосед заложил  двери старого дома кирпичом, так, что мы никому не мешали и нам тоже. Двор был большой, посреди его возвышался туалет соседки, татарской национальности.  Жила она без мужа с тремя детьми. Видно муж её имел несколько жён и проживал с любимой. А другие жёны приезжали к нему время от времени, скрашивая его  досуг. Денег катастрофически не хватало нам. Есть  нечего. Взрослую Азу, надо было хоть, как, то одеть Мать вынуждена была  искать работу, где то в общепите, что бы самой поесть и детей накормить. Нашла её  в ресторане, устроилась кухонной рабочей, Свой обед она отдавала нам. В котелок наливался борщ, на крышку его накладывалось второе блюдо, обычно котлету с гарниром. Обед уносился  сестрой к подруге, там они его съедали. Аза мыла котелок и приносила домой его  чистым.  Кроме него никакой посуды не было  и даже ведра. Ходили к ручью, набирали в котелок воды. Вместо пищи я пила воду.  Иногда меня кормила Тамара. На этом я и держалась. В это время выехали на Украину наши соседи, продали свой дом семье, которая приехала  оттуда. Хозяин, который купил дом,  работал директором школы в Ангрене. Жена родила ему дочь, звали её Витой. С ними проживала сестра жены его. Мама ходила к ним, они учили её шить. Благодаря ним, мама так освоила это дело, что со временем шила на заказ, обшивая весь посёлок на Украине. Мне очень нравилась Вита. Хотя я была старше на четыре года от неё.  Мы часто усаживались под окнами их дома и беседовали часами. Больше я никого не любила в жизни, как её. Когда нам пришлось расстаться навсегда, Я от тоски чуть не умерла. Мне белый свет был не мил без неё. Отец её директор школы, Иван Павлович, приходя домой напивался, буянил, бил посуду, две сестры связывали его верёвками. Об этом я писала. Но, как бы там,  ни было эти люди были интеллигентные, образованные, порядочные с открытой душой, без  злобы и зависти.  Прошло время, но я до сих пор помню и восхищаюсь ими. Людей таких мало всего 0, 2 процента, но они есть. Благодаря им,  держится жизнь на Земле. Если бы не они, злоба, зависть и жадность людей привела к тому, что они перегрызли друг другу  бы глотки. Настолько мир жестокий, кругом ложь, обман и предательство. Богатство, взятки и связи основной критерий этой жизни. Работая в ресторане мать,  пошла на повышение. Её послали в Ташкент учиться на шеф-повара. Проучилась она там три месяца. Вернулась уже осенью. Обед так и получала сестра, который съедали с подругой. Меня иногда кормила Тамара. В семье её никто не работал, занимались торговлей, делали на продажу конфеты. Мать Тамары болела неизлечимой болезнью блефорией. . Друзей у меня было много в то время. Практически по всем районам города. . Ни с кем я не конфликтовала. Что-то  видно было во мне, дети просто мне смотрели в рот. Соглашались со мной, что бы я ни предложила. Вся моя фантазия воспринималась, как должное. Я всеми детьми манипулировала, как хотела. Моё слово и желание выполнялось беспрекословно, но я этим не спекулировала.  Со всеми была ровная в обращении. Когда вернулась мать я уже ходила в школу.

   Глава 12.

    После учёбы в Ташкенте, мама устроилась шеф-поваром в одной из столовых в центре города. Я забегала утром к ней, завтракала и шла в школу всё ещё босая. Но идиллия длилась не долго. Её перевели в новую столовую на краю города, где открылся стекольный завод. Добираться туда мне было не с руки, но всё- таки,  голод гнал меня  к маме. Столовая была большая, при ней находился кондитерский цех. Кондитер работал  и там же проживал, вместе с женой. Семья была бездетной. Обычно когда я приходила встоловую у него были готовая выпечка сдобы для меня в виде птичек, всяких кренделей. К таким сладостям я была не приучена и  предпочитала кусок хлеба и тарелку супа. Но мать не спешила меня кормить, не обращала на меня никакого внимания, занималась своим делом. Я покрутившись ещё немного, надеясь,  на,   то, что она меня накормит, но увы я ошибалась, кормить меня она и не думала, .отправлялась с кренделем назад домой километром за пять. Он был не большой в виде птицы, это и было моё пропитание в течении дня и так повторялось систематически. .  Мать вообще не приходила домой с тех пор, как выдала замуж старшую дочь. Мне было 8  лет, Азе 18. Муж попался не очень нравственный и вообще со странностями в голове, то однажды приревновал сестру, избил её так, что открылась кровотечение,  и получился выкидыш, так как она была беременной. Родился мёртвый, не доношенный ребёнок, то он однажды её душил. Я боялась его, как огня. Если никого  не было дома, особенно когда он был один, я не заходила домой, оставаясь на улице. Но мать и сестра не видела в нём ничего плохого, они рады  до безумия, что в их семье появился хоть какой-то мужчина. А то, что он на меня положил глаз, их не интересовало, они даже поощряли такие отношения.  Младший брат мужа Азы не  женатый, ещё хуже, чем брат. Когда женился, бил жену систематически до посинения. Только милиция могла его успокоить. Мужу сестры было 25 лет, звали его Виктор. Младшему брату Ивану  было 22 года. Братья были распущенными, настоящими безнравственными холопами. Во мне они видели женщину, а не ребёнка 8 лет. Одним словом защиты никакой, живи, как хочешь,  и никому не было  дела до моей судьбы. У них ещё был брат Илларион, работал он машинистом экскаватора, грузил уголь с разреза. В их семье были две младшие сестры Нина и Вера. Вера девочка упитанная, а Нина наоборот, как щепка лет 17. Вера перешла в пятый класс, там и застряла, Я пошла в школу и уже догоняла её по классу. Она так и сидела в 5 классе. Её затем отчислили из-за неуспеваемости и возраста. Но и сёстры  не чувствовали разницы в возрасте между нами, играли со мной в скакалки и в пятнашки, бегая друг за другом, не делая  мне снисхождения ни в чём, хотя мне было  8 лет, а ростом я была  четырёхлетнего  ребёнка, но быстрая, как мышь. За мной угнаться было очень трудно им. Вот в такую семейку попала моя сестра Аза. Отец их утонул в бочек с мёдом. Они приехали в Ангрен из Сибири в поисках работы, где и остались на долгие годы. Тамара, наша соседка, которая часто меня подкармливала, вместе с семьёй уехали в Башкирию, где открывались новые угольные шахты. Аза дружила с Тамарой, получала от неё письма. Подруга писала, что Башкирия край изобилия, картофеля хоть завались, продают почти даром, много мёда и молока. Мама вообще забыла дом, не появлялась в нём. У неё стали болеть ноги. Обратились к врачу, где ей установили диагноз, порок сердца. Ей посоветовали врачи выехать из Средней Азии, где климат особый не все его переносят, жара до 40 градусов, а может быть в наше время и больше. Однажды весной мать вернулась домой с работы. Из разговора её с сестрой, я узнала, что они продают дом и собираются выехать в Башкирию  все вместе. Дом продали, каким-то приезжим. Мою голову покрыли платком серым, вязанным, видно он когда-то был пуховым, но при стирке пух вылез, остались одни нитки. На меня надели пальто с плеч какого-то мальчика, который вырос из него,  и обули в его же сапоги. Всё -таки,  не шутка, мы двигались куда-то на Север, а пар костей не ломит. Через несколько дней добрались до места нашей цели в город  Кумертау. Нашли знакомых из Ангрена, которые приютили нас на первое время. Выделили нам маленькую комнату на несколько дней. Мать отправилась искать работу, сестра с мужем жильё. А я болталась без дела, бродила по лесу, который находился рядом с домом. Еды никакой, кто,  где питался  мне не было известно. Мать вернулась на квартиру поздно вечером, объявила, что устроилась на работу. На второй день ушла и больше не появлялась, там и жила. Сестра с мужем нашли квартиру, как говорят дальше некуда. В одной комнате с подслеповатым окном, ютилось множество квартирантов, стоял мрак весь день.. Посреди комнаты в проходе сидела  слепая бабушка на скамейке целый день. Ни с кем,  не разговаривая. Как я поняла,  про меня забыли. Устроились сестра с мужем, а я хоть пропади. Они вечером улеглись на кровать, Сестра ко всему была беременной, а я осталась не у дел. Меня будто не замечали. Я вышла во двор, уселась под окном, где и проспала до самого утра. Утром проснулась, что бы размять ноги я ушла в лес. В нём набрела на красные ягоды, местное название костяника. Она утоляла мне голод,  пока я находилась в Башкирии. Находила и щавель и землянику. Так, что еды хватало. Вечером, когда уже темнело,  я приходила туда, где жила моя сестра.  Печка топилась во дворе дровами, готовили пищу по очереди, подкладывая свои.   Я находила картофель в мешках, не разбирая чей, ножом разрезала  его на дольки и пекла на печке между кастрюлями. Это был пир не весь мир, не то, что в Средней Азии. Это меня вполне устраивало. Дети никогда не горюют, они всегда счастливы и радуются жизни. Поэтому Иисус Христос говорил: Будьте, как дети.  В этом есть большой смысл. Люди игнорируют этот завет, поэтому идут кривой,  дорогой не туда, куда надо. Короче говоря, все мы заблудшие души. Чем дальше в лес, тем больше дров. Эгоизм зашкаливает, жизнь похожая на ад, ничего хорошего нет. Мы сами, так хотели, что сеем, то и жнём. Раз в неделю я ходила в гости к матери в надежде, что она мне нальёт, хотя бы тарелку супа и будет рада мне, начнёт расспрашивать, как я там живу. Но гостья я была не прошенная, никакого супа мне никто не предлагал. Побродив по кухне, что бы, что-то отыскать съедобное, я находила, как обычно лишь чай на дне кастрюли, недопитый, да сухари хлеба, недоеденные учащимся  профессионального  училища. Они были хорошо прожаренные, со сладким чаем,   утоляли мой голод. Покрутившись ещё немного,  я уходила,  молча, не сказав,  матери ни слова, как будто я была ей совсем чужая и она мной не интересовалась. Иногда я завидовала детям из детдома. У них была белая постель, трёхразовое питание. Я  всего этого лишена была, выживала, как могла с самого раннего детства, но этому ничему не удивлялась, была равнодушной ко всем трудностями, радовалась жизни. В Башкирии солнечный свет особый, он, как бы растворяется в растительности, окрашивая воздух вкакой-то изумрудный цвет. От этого  зелень делается , нежной , приятной для глаз. Можно им любоваться бес конца, действует успокаивающее,  как бальзам на душу. Иногда я приходила к хозяйке, где проживала сестра не во время, в полдень. Во дворе слышались скандалы женщин. Часто ругалась и моя сестра с женщинами, поэтому хозяйка, однажды показала ей на дверь, . видно она больше всех скандалила при этом сказав: А если некуда идти, то поставьте койку в сарае с овцами и там живите. На, что сестра согласилась ибо некуда было идти. Овцы поедали весь хлеб. От них не было спасения, везде они находили его. Виктору видно такое положение не нравилось,  и он решил согнать злость на моей сестре, чуть не  задавил её на кровати, беременную на последнем месяце. Сестра тут же ему простила, сделала вид, что ничего не произошло, только синяки остались на шее. Вот истинная женская душа, с милым рай в шалаше будет твердить, что он хороший, всему свету её любимый муж, лучший всех на свете и как он её любит.. Раньше я думала, курица глупее женщины, сейчас сомневаюсь в этом. По- моему мнению, женщина глупее курицы. Безусловно,  бывают исключения из любого правила, но это не столь существенно. Глупых людей зашкаливает и женщин и мужчин, Только себя таковыми они  не считают, особенно те,  у кого много денег. Их носят на руках, потому, что они кидают деньги направо и налево. Такая уж у нас система дикая, ни нравственности, ни ума. Когда в городе сдали в эксплуатацию жилое помещение, типа общежития. Хлынули туда почти все рабочие шахты, которые не имели жилья.  Заняли, даже коридоры, пройти негде было. Моя сестра с мужем успела вселиться в одну комнату угловую и тут же поставили замок, что бы никто,  не посмел,   войти туда. В комнате была газовая  плита, они поставили себе кровать, вечером мне постелили какие-то тряпки на полу у кровати. Я не раздеваясь, уснула на этом месте. Сестру забрали в роддом через несколько дней. Если её муж уходил на работу, то закрывал двери на замок, а меня выгонял,  и я вообще поняла, что там мне делать нечего. Я пошла до прежней  хозяйке и спала, то в сарае, то возле дома, так не раздеваясь. Но пока сестра была в роддоме, из общежития всех выселили, грозя судом. Дали квартиры тем,  кому посчитали нужным, начальству в первую очередь. Вы приехали, - говорили в управлении шахты, - работать, а не из-за квартиры. Покажите, как вы работаете, а потом будем разговаривать о квартире. Наступил уже сентябрь. Я пошла в новую школу в несколько этажей с переходами с одного здания в другое.  Классы большие и светлые, но я походила в неё всего лишь несколько дней. Нашей семье жить было негде, маленький ребёнок у сестры требовал ухода и внимания, вдобавок,  ко всему мать обвинили на работе, что она варит макарон с червями. Чуть не отдали под суд. Пришлось рассчитываться по собственному желанию. Муж сестры Виктор, тоже  рассчитался.  Все взрослые решили ехать на Украину пока тепло. Меня опять одели в ту же одежду, сапоги, пальто  и вязаный платок. На Украину мы ехали уже впятером, ребёнка сестры назвали Витей в честь его отца. Любовь,  злодейка зла, полюбишь и козла. Не смотря на то, что старшая сестра мамы Федора жила в городе Донецк, мы по приезду у неё не остановились. Куда там нам бедным родственникам. Дочь Федоры Аня работала главным бухгалтером на заводе, а муж подполковник МВД. Поэтому пришлось всей оравой,  доехать до станции Роя, а далее сесть на попутную машину и как гром с ясного неба ввалились в жильё средней сестры мамы, Варе. Она не подала виду, что не рада не прошенным гостям. Муж её Иван Петрович был тактичным, дворянского сословия, сидел и молчал. Утром проснувшись, я никого не застала. Иван Петрович с Варей ушли на работу, а моя мать с сестрой и мужем уехали в Донецк искать квартиру и работу. . Меня оставили у тёти. Определили в сельскую школу. Класс  тёмный, не освещённый, мне показалось, что там  вообще не было окон, какая-то сельская хата. Свет пробивался не понятно откуда. В первый день моего пребывания в школе пришла учительница  и мы стали писать диктант   по украинскому языку. Эта школа была  украинской  язычной.  Так, что с корабля на бал. Я везде училась на русском языке. Не зная, что такое украинский язык, я стала писать, как все,  то, что знаю, коверкая русский и украинский. На второй день, зайдя в класс,  учительница набросилась на меня с остервенением. Кричала она: Звидкы ты приихала, така дурра. Я поставлю пытання, что бы тэбэ зарахували в перший класс. На шо ты мени потрибна. Тоби даже  одыныцю, хиба, що поставыты.  На переменке на меня набросилась огромная девочка в два раза выше меня. Я была ростом ниже пояса её. Она толкала меня, щипала и дразнила: Гришка гад, подай гребёнку, гниды голову грызут. Так, как  я разговаривала чисто по русские. О, ужас только мне этого не хватало. Девица была откормленная и видно уже не один год  просидела в 4 классе. Вступилась за меня, чуть повыше ростом моя двоюродная сестра Лида, дочь тёти Вари, учившаяся на два класса  старше. Она без проблем отогнала шуструю девицу и сказала ей: Ещё тронешь, получишь. Больше она меня не трогала. На третий день моего пребывания меня забрали с этой школы и увезли в Донецк.